Январь начался внезапно, как-то я не рассчитывал проснуться до 6 ночи утра. Но оно того стоило, получил аж ряд компенсаций ( ).
В том числе исполнение давнишнего желания по одному из самых дорогих хэдканонов: взгляд на зимнюю ночь Питера Рэдмана. Окна подернуты морозными узорами, видно смутно


Коттеджи - очень семейная штука для Рождества, а он один, поэтому на эту ночь Питер останавливается в кондоминиуме. Взбегает по пыльной лестнице и находит квартиру-студию с офигенным видом на темный, пустой мегаполис.
Разжигает огонь в середине комнаты - дрова собраны в ближайшем парке, давно вырвавшимся за пределы выделенной ему когда-то территории - и долго смотрит на город, вспоминая папины рассказы. Пытается представить желтый - золотистый? он не знает - свет в черных провалах окон, там, где теперь только луна отражается в стеклах.
На ужин у него сегодня тушенка и заранее припасенная банка ананаса.
Надежно запертая входная дверь открывается легко и почти бесшумно.
- А где же рождественский гусь?
Питер пожимает плечами:
- Улетел.
- На юг, - понимающе кивает гость.
Питер удивлен его появлением - и, в глубине души, рад.
Рэнделл присаживается на корточки у костра. Тянет руки к огню. Питер ни разу не видел прежде, чтобы он носил перчатки. Они черные, вязаные, и закрывают только первую фалангу пальцев. У него красивые пальцы: тонкие, цепкие... опасные.
Есть в них что-то паучье.
Гость скидывает с плеча небольшой, порядком потасканный джинсовый рюкзак, выуживает из него бутылку и кидает Питеру. Питер ловит. Конечно, что за Рождество без глинта?
В шкафу над кухонной нишей обнаруживается кастрюля и пара кружек. Возле давно пересохшей мойки - водопровод накрылся лет 17 назад - находятся вилки. Наступает - и минует - рождественская полночь еще одного года по календарю, за которым вряд ли следит еще кто-то в мире.
Они сидят на полу у костра, попивая горячее, пряное, пахнущее лимоном и гвоздикой вино из идеально целых фаянсовых кружек. В кухонном шкафу вроде бы были тарелки, но есть из банки тоже вполне вкусно. Питер держит ее так, чтобы было удобно обоим, и отгоняет мысли о том, почему Рэнделл заявился к нему именно в эту ночь. Старается не думать слишком громко. Конечно же, тщетно.
В свете пламени Рэнделл, с его резкими чертами и быстрыми, точными движениями одновременно напоминает ящерицу и рисунок, висевший над папиным столом - какого-то музыканта из прошлого-до-эпидемии. Только губы у Рэнделла тоньше, и волосы короче, но сейчас он так же растрепан, и глаза... глаза. Голодные, гипнотизирующие, а в глубине читается уязвимость. И злость.
Утром, проснувшись от холода - один, под тонким пледом, без одежды, - Питер осознает, что предыдущая их встреча пришлась на Хэллоуин. Самайн.
И пойдет дальше, своим путем. И будет, как всегда, наслаждаться каждой минутой. А временами с улыбкой думать: впереди весна. Как его там?.. Имболк.