[krys]

Замечательный коротенький рассказик. Не то чтобы откровенный, но вобщем-то все ясно.

КОФЕ С ПИРОЖНЫМИ

Они встретились в Варшаве, в парке, в морозный зимний вечер и сразу

узнали друг друга, несмотря на то, что не виделись много времени.

Поцеловались и смущенно помолчали. Никогда раньше они не целовались.

- Вот так встреча, - наконец сказал Россол.

- Да уж, - ответил Дзержинский.

Они стояли в широкой аллее парка, над ними свешивались ветви деревьев,

покрытые инеем, их толкали люди, бегущие на каток и с катка. Внизу, на

озере, гремел духовой оркестр, празднично блистал изрезанный коньками лед,

сквозь ветви деревьев были видны легкие и стройные фигуры конькобежцев.

- Что ты тут делал? - спросил Дзержинский.

- Смотрел. А ты?

- Я шел смотреть.

- Пойдем покатаемся, - предложил Россол.

- Нельзя. В таких местах можно легко наскочить на филера*. Посидим

тут.

______________

* Тайного агента полиции.



Сели на холодную, обмерзшую скамью. За то время, пока они не виделись,

у Россола ввалились щеки, глаза смотрели теперь жестче, злее, подбородок

стал выдаваться вперед.

- Что с тобой, Антон? - спросил Дзержинский. - Ты похудел, изменился.

- Болен, - коротко ответил Россол.

- Чем?

- Чахоточкой, как говорит один мой знакомый фельдшер.

Россол усмехнулся, боком взглянул на Дзержинского и вдруг сказал:

- Я тебя очень люблю, Яцек.

- И я тебя очень люблю, - просто и спокойно ответил Дзержинский. - И у

меня есть одно предложение тебе, - угадай, какое?

- Поехать в Италию лечиться, - грустно улыбнулся Россол, - или не

верить врачам, которые все врут. Да? Это ты хотел сказать?

Но Дзержинский хотел сказать совсем не это. Поблескивая глазами, он

предложил устроить пир в честь свидания друзей? Идет? В конце концов, один

раз в жизни можно себе позволить небольшой пир. Черт побери, уже полгода он

не ест досыта! И, кроме того, ужасно хочется кофе. Натурального черного

кофе. Он так согревает и так поддерживает силы! Не правда ли?

Шли медленно, не торопясь, вспоминали Ковно, Вильно, тамошние фабрики,

стариков сапожников, работу, юность. Разговаривая и вспоминая, вышли из

парка на улицу и остановились у кафе, которое показалось им недорогим.

- Сюда? - спросил Дзержинский.

- Сюда, - решительно ответил Россол.

Дзержинский оглянулся: сзади было "чисто", как говорили в тех случаях,

когда по следу не шел филер. Россол отворил тяжелую дверь с цветными

стеклами и первым вошел в низкое, сводчатое помещение, в котором седой и

благообразный швейцар снимал с посетителей пальто и шубы.

- Снимем пальто?

Швейцар уже вышел из-за загородки и стоял готовый принять платье

гостей.

- Снимем, - согласился Дзержинский.

Раздеваться было очень неприятно: куртка Дзержинского была подбита

протертым "рыбьим мехом", с большими лысинами, а главное, у нее сегодня,

как назло, оторвалась подкладка рукава - вата вместе с какими-то

тряпочками, - и все это висело на нитках, как нечто самостоятельное и к

куртке не имеющее никакого отношения.

Приняв от Дзержинского куртку и назвав ее почему-то рединготом,

швейцар вправил ей рукав, покачал головой и начал раздевать Россола - снял

с него тоненькое потертое пальто, потом ватный пиджачок солдатского

образца, потом стеганый на фланели жилет. Лицо у швейцара сделалось

непроницаемым.

Кафе было маленькое и почти пустое. Под матовыми колпаками горели

газовые лампы. В красном кирпичном камине жарко потрескивали смолистые

поленья. Столик у камина, покрытый свежей скатертью, был свободен, и

приятели, усевшись, протянули ноги к огню. Потом оглядели друг друга.

- Почему это на тебе студенческая тужурка? - спросил Дзержинский.

- Купил у старьевщика, - ответил Россол. - Нельзя же ходить голым.

Только здесь они оба почувствовали, как устали за этот день, как

продрогли, как хочется поесть и погреться возле камина у огня.

- А тут шикарно, - сказал Россол. - Я бы с удовольствием просидел

здесь целый вечер.

- Даром не позволят сидеть, - произнес Дзержинский. - Если сидеть, так

надо есть и пить.

Подошла официантка с крахмальной наколкой на голове и в крахмальном

белом фартучке.

- Дайте карту кушаний, - сказал ей Россол с таким видом, точно всю

жизнь только и делал, что болтался по кафе. И, прищурившись, стал читать

названия кушаний - мясных, рыбных, овощных, которые шли в карточке перед

сладкими, пирожными и печеньями.

- Нет, мясо на ночь тяжеловато, - сказал Дзержинский, хоть с утра он

ничего еще не ел, кроме пирога с печенкой, купленного утром у торговки на

улице, - мясо не стоит, вот разве что-нибудь легкое из рыбы. Прочитай-ка,

что у них есть рыбное...

Россол прочитал еще раз, но они так ничего и не нашли подходящего и

остановились на двух яичницах с колбасой.

- Это, пожалуй, будет полегче, - согласился Россол.

После яичниц они заказали по стакану кофе - Дзержинский черного, а

Россол со сбитыми сливками - и по пирожному. Пирожные пошли выбирать к

стойке.

Каких тут только не было пирожных: миндальные, и ореховые, и

шоколадные, и слоеные, и корзиночки, и с заварным кремом, и с засахаренными

фруктами... Выбирать пришлось довольно долго.

- Мне вот это - с кремом и с фисташками, - сказал наконец Россол, - на

вид оно довольно привлекательное, каково-то будет на вкус...

- А мне миндальное, - сказал Дзержинский.

Они вновь сели у камина. Но официантка в наколке все не уходила...

- Почему она не уходит? - шепотом спросил Дзержинский у Россола.

- Наверное, у нас с тобой такой шикарный вид, что она не прочь сначала

получить деньги.

Дзержинский покраснел и вынул из кармана деньги.

- Получите, - сказал он, - и поторопитесь, барышня!

Официантка ушла; она действительно не верила этим гостям: слишком уж у

них неважные костюмы, у этих господ, и слишком голодные лица. Нет уж, с

таких всегда полезно получить деньги вперед.

Россол сидел, повернувшись лицом к камину, и не мигая смотрел на

огонь.

- Это смешно, - вдруг сказал он, - это смешно, Яцек, что она не

поверила тебе. Не поверила человеку, который...

- Брось, Антон, - сказал Дзержинский.

Он вынул папиросу, хотел закурить, но не нашел спичек в кармане. У

Россола спичек тоже не было.

- Пойди, там у окна сидит толстый человек и курит, - сказал Россол, -

прикури у него.

Дзержинский приподнялся, но тотчас же вновь сел и быстрым шепотом

сказал Россолу:

- Там филер. Когда мы вошли, его не было. Не оборачивайся. Он делает

вид, что читает газету, на самом деле он ничего не читает, а смотрит в

зеркало и следит за нами. Надо уходить. Живо!

В это время вошла официантка с подносом. На подносе стояли сковородки

с яичницей, хлеб, соль. Яичница шипела на сковородках.

- К сожалению, мы должны уйти, - сказал Дзержинский, - вы слишком нас

задержали.

Официантка широко раскрыла глаза.

- Теперь уже быстро, - сказала она, - теперь все будет в одну минуту!

Но странных гостей уже не было. Они шли к дверям.

Филер тоже встал. Они одевались все вместе - усатый, с торчащими ушами

филер, Дзержинский и Россол. Россол одевался первым; сначала он надел свой

жилет на фланели, потом ватник, потом пальто. Дзержинский стоял в это время

рядом с филером, бок о бок с ним, посвистывал и глядел в его кофейные

глаза. Свое пальто-куртку он не надел: слишком долгая возня с рукавом. Он

медленно взял пальто из рук швейцара и сразу же вслед за Россолом выскочил

на улицу. В дверях он слышал, как филер бешеным голосом крикнул обалдевшему

швейцару:

- Мою шубу, дурак!

Одеваясь на бегу, Дзержинский догонял Россола. Когда поравнялся с ним,

сказал: "Сюда, в ворота!" - и вбежал в калитку темного и грязного двора.

Это был, по счастью, знакомый проходной двор. Здесь, в подворотне, они оба

на секунду остановились. Россол задыхался: больные легкие плохо работали.

- Вот что, Антон, - быстро заговорил Дзержинский, - ты беги дальше, а

я пойду не торопясь. В случае чего, я задержу филера. Одним словом, если я

сяду в тюрьму, ничего страшного не произойдет. А если ты с твоими

болезнями...

- Перестань, - сказал Россол.

Не слушая Дзержинского, Россол взял его за руку и потащил за собой.

Теперь они бежали по обледенелым булыжникам проходного двора, мимо помойной

ямы, мимо деревянных сараев, мимо каретников и сваленных ящиков. Антон

совсем задыхался.

- Еще немного, - говорил Дзержинский, - теперь близко.

Миновали вторые ворота и на ходу вскочили в вагон конки. Вагон был

пуст. Россол рухнул на скамью.

- Кажется, ушли, - сказал он, отдышавшись.

- Ушли, - подтвердил Дзержинский. - Тебе легче?

Россол не ответил. Долго ехали молча. Потом Антон спросил:

- Тебе жаль пирожных?

- Ужасно, - печально ответил Дзержинский, - этот кофе, и яичница, и

пирожные - так и стоят перед глазами. И, главное, мы уже заплатили!

Они доехали до окраины города и в мелочной лавочке купили хлеба и

колбасы. Пришлось есть на улице. Колбаса была невкусная, соленая и жесткая,

хлеб черствый. Поели и принялись обсуждать, как быть с ночевкой. Где

ночевать?

Ночевали в ночлежке за пять копеек. А наутро Дзержинский прощался с

Антоном Россолом: вдвоем было куда опаснее, чем одному.





А теперь - самое лучшее: это не фик. Это реальная глава из реальной книги, рекомендованой для среднего и старшего школьного возраста.

Целиком, если кому понадобится или захотите убедиться, что не накалываю - вот тут.